Чарльз диккенс - посмертные записки пиквикского клуба. Чарльз Диккенс. Посмертные записки Пиквикского клуба Роман посмертные записки пиквикского клуба

англ. Charles Dickens. The Posthumous Papers of the Pickwick Club, Containing a Faithful Record of the Perambulations, Perils, Travels, Adventures and Sporting Transactions of the Corresponding Members · 1837

12 мая 1827 г. прошло заседание Пиквикского клуба, посвящённое сообщению Сэмюэла Пиквика, эсквайра, и озаглавленное: «Размышления об истоках Хэмстедских прудов с присовокуплением некоторых наблюдений по вопросу о теории колюшки». На нём был учреждён новый отдел под названием Корреспондентское общество Пиквикского клуба в составе: Сэмюэл Пиквик, Треси Тапмен, Огастес Снодграсс и Натэниэл Уинкль. Цель создания общества - раздвинуть границы путешествий мистера Пиквика, расширив тем самым сферу его наблюдений, что неминуемо приведёт к прогрессу науки; члены общества обязаны представлять в Пиквикский клуб достоверные отчёты о своих изысканиях, наблюдениях над людьми и нравами, оплачивая собственные путевые издержки и почтовые расходы.

Мистер Пиквик неустанно трудился всю жизнь, преумножая своё состояние, а удалившись от дел, посвятил себя Пиквикскому клубу. Он был опекуном мистера Снодграсса, молодого человека с поэтическими наклонностями. Мистер Уинкль, также молодой человек из Бирмингема, которого отец отправил на год в Лондон для обретения жизненного опыта, имел репутацию спортсмена; а мистер Тапмен, джентльмен почтенного возраста и габаритов, сохранил, несмотря на годы, юношеский пыл и пристрастие к прекрасному полу.

На следующее утро Корреспондентское общество отправляется в своё первое путешествие, и приключения начинаются немедленно, ещё в Лондоне. Добросовестно занося в записную книжку свои наблюдения, мистер Пиквик был принят за шпиона, и кучер решил поколотить его и присоединившихся к нему друзей. Кучер уже начал осуществлять своё намерение - пиквикистов спасает не слишком хорошо одетый, но весьма самоуверенный и говорливый джентльмен, который оказался их попутчиком.

Вместе они доезжают до Рочестера, и в знак благодарности друзья приглашают его на обед. Обед сопровождался столь обильными возлияниями, что для троих пиквикистов плавно и незаметно перетёк в сон, а мистер Тапмен и гость отправились на бал, происходящий здесь же, в гостинице, причём гость позаимствовал фрак уснувшего мистера Уинкля. На балу они пользовались таким успехом, что вызвали ревность полкового врача, имевшего серьёзные виды на некую вдову, весьма охотно танцевавшую с ними; в итоге полковой врач счёл себя оскорблённым, и наутро мистера Уинкля разбудил его секундант (ни врачу, ни пиквикистам гость не сообщил своего имени, поэтому ревнивец разыскивал владельца фрака). Уинкль, не в силах вспомнить событий вчерашнего вечера, принимает вызов. Он в ужасе, ибо, несмотря на репутацию спортсмена, совершенно не умеет стрелять. К счастью, у роковой черты выясняется, что доктор жаждет отнюдь не его крови, и дело кончается решением выпить вместе по стакану вина. Вечером в гостинице дуэлянты находят тех, кто им нужен: Тапмена и гостя пиквикистов, который оказывается странствующим актёром Альфредом Джинглем. Так и не получив удовлетворения, они удаляются - дуэль с актёром невозможна!

В Рочестере проводятся военные маневры - событие, которого пиквикисты пропустить не могут. В ходе маневров ветер унёс шляпу мистера Пиквика, и, догоняя её, он сталкивается с каретой мистера Уордля. Бывая в Лондоне, мистер Уордль посетил несколько заседаний Пиквикского клуба и помнил друзей; он радушно приглашает их в карету, а потом и в своё поместье Менор Фарм - погостить.

Семья мистера Уордля состоит из его матери, его незамужней сестры мисс Рейчел и двух его юных дочерей Эмили и Изабеллы. Дом полон многочисленными гостями и домочадцами. Это гостеприимное семейство несёт в себе дух доброй старой Англии. Гостей развлекают стрельбой по воронам, причём мистер Уинкль, ещё раньше продемонстрировавший незнакомство с конным спортом, подтвердил своё полное неумение стрелять, ранив мистера Тапмена. За раненым ухаживает мисс Рейчел; вспыхивает любовь. Но на крикетном матче в Магльтоне, который решили посетить мистер Уордль и пиквикисты, они снова встречают Джингля. После матча и обильных возлияний он сопровождает их домой, очаровывает всю женскую половину Менор Фарм, добивается приглашения погостить и, подслушивая и подглядывая, начинает плести интригу с целью или жениться на мисс Рейчел и завладеть её состоянием, или получить отступного. Заняв денег у Тапмена, он уговаривает старую деву бежать в Лондон; её брат и пиквикисты пускаются в погоню и настигают беглецов в последнюю минуту: брачная лицензия уже получена. За сто двадцать фунтов Джингль легко отказывается от мисс Рейчел и тем самым становится личным врагом мистера Пиквика.

Вернувшись в Лондон, мистер Пиквик хочет нанять слугу: ему понравились остроумие и сообразительность коридорного из гостиницы, где они обнаружили мисс Рейчел. Когда он заговорил об этом со своей квартирной хозяйкой миссис Бардл, та почему-то рассудила, что мистер Пиквик делает ей предложение и, ответив согласием, немедленно заключила его в объятия. Эту сцену застали подоспевшие пиквикисты и маленький сын миссис Бардл, который тотчас заревел и бросился бодать и щипать джентльмена. Слугу мистер Пиквик нанимает в тот же вечер, но в то же время оказывается ответчиком по делу о нарушении брачного обещания, ущерб от которого миссис Бардл оценила в полторы тысячи фунтов.

Не ведая о сгустившихся над его головой тучах, он со своими друзьями отправляется в Итонсуилл наблюдать предвыборную борьбу и выборы мэра, и там, будучи приглашён на костюмированный завтрак миссис Лео Хантер, создательницы «Оды издыхающей лягушке», встречает Джингля. Тот, увидев пиквикистов, скрывается, и мистер Пиквик со своим слугой Сэмом Уэллером разыскивают его, чтобы разоблачить. Сэм знакомится со слугой Джингля (или другом, выступающим в роли слуги) Джобом Троттером и узнает от него, что Джингль готовится похитить из пансиона некую юную леди и тайно обвенчаться с ней. Разоблачить его можно, только лишь застав на месте преступления, - и мистер Пиквик проводит ночь в саду пансиона под проливным дождём, бесплодно дожидаясь, когда мошенники приедут за леди. Разумеется, он не дождался ничего, кроме ревматизма и чрезвычайно неловкого положения, возникшего, когда он постучал среди ночи в дверь пансиона. Джингль опять насмеялся над ним! Хорошо ещё, что приехавшие в эти края на охоту мистер Уордль со своим будущим зятем мистером Трандлем удостоверяют его личность и разъясняют недоразумение хозяйке пансиона!

Пиквикисты также получают приглашение на охоту, а затем и на свадьбу Трандля и дочери Уордля Изабеллы, которая состоится на святках в Менор фарм. Охота кончилась для мистера Пиквика пробуждением в сарае для скота соседа-помещика. Весь день его, страдающего от ревматизма, Сэм возил в тачке, а после пикника, он, отдав должное холодному пуншу, был оставлен спать прямо в тачке под живописным дубом, росшим на территории соседа, и спал так сладко, что не заметил, как его перевезли.

От отца Сэма, кучера, мистер Пиквик узнает, что тот вёз Джингля и Троттера в Ипсуич, причём они весело вспоминали, «как обработали старую петарду» - так они именовали, безусловно, мистера Пиквика. Возжаждав мести, мистер Пиквик и Сэм едут в Ипсуич. Гостиница, где они остановились, обширна и запущенна, коридоры её запутанны, а комнаты как две капли воды похожи друг на друга - и, заблудившись, мистер Пиквик среди ночи оказывается в комнате леди в жёлтых папильотках. Это обстоятельство едва не сыграло роковую для него роль, ибо джентльмен, сделавший наутро ей предложение, был ревнив, и леди, боясь дуэли, ринулась к судье с просьбой превентивно арестовать мистера Пиквика - но, к счастью, положение спасает Сэм, который так же страстно хочет отомстить Троттеру, как его хозяин - Джинглю. Сэм успел узнать, что Джингль под именем капитана Фиц-Маршалла «обрабатывает» семейство судьи; мистер Пиквик предостерегает судью, где вечером они смогут встретиться с бродячим актёром лицом к лицу. Сэм на кухне поджидает Троттера, который, подобно тому, как его хозяин обольщает дочь судьи, занимается скопившей деньжат кухаркой. Именно здесь Сэм знакомится со служанкой Мэри и находит в ней премного совершенств. Вечером Джингль и Троттер разоблачены, мистер Пиквик гневно бросает им в лицо слова «негодяй» и «мошенник».

Тем временем настали святки, и друзья отправились к мистеру Уордлю. Праздник так удался, что мистер Пиквик сменил неизменные гетры на шёлковые чулки и принял участие в танцах, а также в катании по ледяной дорожке, что и закончилось для него купанием в проруби; мистер Уинкль нашёл свою любовь - мисс Арабелла Эллен была подружкой невесты; и все общество познакомилось с двумя студентами-медиками, один из которых был братом мисс Эллен.

Наступил день суда над мистером Пиквиком по делу о нарушении брачного обещания. Интересы миссис Бардл защищали Додсон и Фогг, интересы мистера Пиквика - Перкинс. Хотя понятно было, что все шито белыми нитками, и нитки эти торчат, мистер Пиквик катастрофически проигрывает процесс: Додсон и Фогг знают своё дело. Они настолько уверены в себе, что предложили миссис Бардл принять дело на свой риск и не требовать уплаты судебных издержек, если им ничего не удастся вытянуть из мистера Пиквика, о чем якобы простодушно поведал залу слуга мистера Пиквика Сэм, вызванный свидетелем. Дело было решено в пользу истицы. Однако, не желая потворствовать несправедливости, мистер Пиквик наотрез отказался платить судебные издержки, предпочтя долговую тюрьму. А перед тем, как в ней оказаться, он предлагает друзьям совершить путешествие в Бат, на воды.

В Бате мистер Уинкль становится жертвой смешного недоразумения, вследствие чего, опасаясь дуэли, бежит в Бристоль и там случайно обнаруживает бывших студентов-медиков, ныне практикующих врачей, один из которых - брат его возлюбленной, а другой - его соперник. От них он узнает, что его Арабелла живёт с тёткой в этом же городе. Мистер Пиквик хочет вернуть Уинкля в Бат с помощью Сэма, но вместо этого сам выезжает в Бристоль и помогает совершиться свиданию Уинкля и Арабеллы. А Сэм в соседнем доме обретает свою Мэри.

По возвращении в Лондон мистера Пиквика препровождают в долговую тюрьму. Какой простор для наблюдений людей и нравов! И мистер Пиквик слушает и записывает многочисленные судебные и тюремные истории, как раньше собирал и записывал рассказы странствующего актёра, священника из Дингли-Делла, торгового агента, кучера, своего слуги Сэма; легенды о принце Блейдаде и о том, как подземные духи похитили пономаря... Однако вывод, к которому он приходит, неутешителен: «У меня голова болит от этих сцен, и сердце тоже болит».

В тюрьме мистер Пиквик встречает Джингля и Троттера, оборванных, истощённых и голодных. Потрясая их великодушием, он даёт им денег. Но мистер Пиквик и сам потрясён великодушием своего слуги, который сел в тюрьму, чтобы с ним не расставаться.

Между тем, не вытянув ничего из мистера Пиквика, ушлые Додсон и Фогг заставили миссис Бардл совершить «пустую формальность»: подписать долговое обязательство на сумму издержек по судебному делу. Так миссис Бардл тоже оказалась во Флите. Сэм и поверенный Пиквика Перкер взяли у неё письменные показания о том, что с самого начала это дело было затеяно, раздуто и проведено Додсоном и Фоггом и что она глубоко сожалеет о причинённом мистеру Пиквику беспокойстве и возведённой на него клевете. Оставалось только уговорить мистера Пиквика сделать великодушный жест - уплатить судебные издержки за себя и за миссис Бардл, и тюрьму можно покинуть. Уговорить его помогают новобрачные - мистер Уинкль и Арабелла, которые умоляют его быть их послом и к брату Арабеллы, и к отцу Уинкля, чтобы объявить об их браке и получить запоздалое благословение. Мистер Пиквик вносит, кроме того, залог за Джингля и Троттера, которые с его помощью отправляются в Америку и там начинают новую жизнь.

После всех этих приключений мистер Пиквик закрывает Пиквикский клуб и удаляется на покой, сняв дом в тихих и живописных окрестностях Лондона, где и поселяется с верным слугой Сэмом, служанкой Мэри (через два года Сэм и Мэри поженились), а «освятила» этот дом церемония свадьбы мистера Снодграсса и Эмилии, дочери мистера Уордля.

«Посмертные записки Пиквикского клуба» — роман Чарльза Диккенса. Опубликован в 1837 г. Роман вырос из развлекательных очерков, новелл и зарисовок, которые должны были сопровождать серию жанровых рисунков популярного художника Р. Сеймура, которого затем сменил «Физ» (Х.Н. Браун), будущий постоянный иллюстратор диккенсовских книг. Связующей нитью явилось описание путешествий в окрестностях Лондона, предпринимаемых членами Корреспондентского общества во главе с Сэмюэлом Пиквиком: они взяли на себя обязанность информировать свой клуб об «изысканиях, наблюдениях за людьми и нравами», воссоздавая «картины местной жизни или пробужденные ими мысли». Все четверо «пиквикистов», являющихся основными действующими лицами, считают доброжелательность и доверие к ближнему фундаментальными началами человеческих отношений. Благородство помыслов и непритупившееся ощущение радости жизни создает фарсовые ситуации, когда герои сталкиваются с реальным порядком вещей. Однако они сохраняют непоколебимую веру в великодушие и добропорядочность, присущие людям по самой их природе.

Сохраненная «пиквикистами» неосведомленность относительно неприглядных сторон жизни и укорененных человеческих пороков придают неотразимое обаяние героям, даже когда они попадают в нелепые положения, становясь жертвой собственного альтруизма и доверчивости. Сочиняемый Пиквиком трактат о повадках рыбешки, которая населяет Хэмпстедские пруды, как и археологические изыскания, стимулируемые таинственными надписями на камне, — как выяснилось, проделкой деревенского шутника — усиливают стихию комизма, остающуюся почти незамутненной в первом романе Диккенса.

Герои романа «Посмертные записки Пиквикского клуба» Диккенса создают вокруг себя особую жизненную среду. В ней доминирует безусловная приверженность высоким этическим критериям и стремление к обыденному счастью, которое невозможно без атмосферы «веселья, довольства и мира». Эта атмосфера издревле установилась в поместье Менор Фарм, где «пиквикисты» под конец обретают безоблачную гармонию осуществившегося идеала, к которой их ведет любовь. Сцена святок в семействе Уордлов с наибольшей полнотой характеризует диккенсовский идеал, который предполагает «счастливое содружество и взаимное доброжелательство, чистое и неомраченное наслаждение», доставляемое самыми простыми вещами от катанья на коньках до праздничного стола и традиционного обмена поцелуями под свисающей с потолка веткой омелы.

Во многом оставаясь персонажами-масками, привычными в традиционных рождественских историях с обилием эксцентрики и обязательным безоблачным финалом, Пиквик и его спутники наделены одной-двумя резко заостренными чертами, что придает каждому из них сходство с комическими типажами, знакомыми по английскому искусству карикатуры (хвастливый, но неумелый охотник-спортсмен, любвеобильный воздыхатель, едва не сделавшийся жертвой собственной чувствительности, и т.п.). Первоначально мыслившийся как серия подписей к рисункам, родственным карикатуре, роман «Посмертные записки Пиквикского клуба» сохранил присущее такой прозе пристрастие к шаржу взамен развернутого и психологически достоверного портрета. Чудачества и странности, присущие «пиквикистам», обрисовывают их человеческий облик с выразительностью, не нуждающейся в бытовых подробностях. Правдоподобие важно Диккенсу намного меньше, чем богатство окрашенной юмором фантазии, которая, по характеристике Г.К. Честертона, создает миф, проникнутый «духом вечной юности». Пиквик должен, по замыслу автора, восприниматься как чужеродное тело в царстве прозаической будничности, пусть в финале романа он становится достойным негоциантом, образцом практичности и деловитости.

Честертон пишет о присущем этому герою «веселом фатализме бессмертных существ». Тот, кого можно было бы назвать «старым дураком из фарса», воспринимается как современный Дон Кихот, лишь еще более притягательный из-за того, что чертами бессмертного идальго на сей раз наделен «толстый буржуа, над которым легко посмеяться».

Роль Санчо Пансы отведена камердинеру Пиквика Сэму Уэллеру, наделенному «замечательной склонностью мириться с обстоятельствами», которые либо не принимает во внимание, либо сознательно игнорирует его хозяин. Житейский опыт и трезвый ум Сэма вносят необходимый корректив в «пиквиксистскую теорию» открытости и доброжелательства к ближнему, порою приводящей к прискорбным последствиям на практике (так, Пиквик оказывается в долговой тюрьме, став жертвой крючкотворов и аферистов, а затем едва не становится добычей бесшабашного авантюриста Джингля, который устроил розыгрыш, компрометирующий этого паладина чести). Сообразительность Сэма вкупе с пониманием, что о человеческой натуре иной раз приходится высказываться не в самом лестном смысле, оказывается спасительным выходом в щекотливых положениях такого рода и практически намного более действенна, чем пламенный идеализм «пиквикистов». Несходство натур, однако, не мешает ему с бескорыстным обожанием относиться к своему господину, которого он «никому не позволит дурачить».

Надмирность Пиквика и умудренность Уэллера создают контраст, становящийся источником многих юмористических ситуаций, вместе с тем подчеркивая сродство персонажей, выступающее за их двуличие, интриганство и бездушный практицизм, однако, в противоположность Пиквику, защищается от них лукавой изобретательностью, а не патетическими жестами, и убийственно остроумными комментариями, представляющими собой образец народной мудрости, которая облечена в невинную, на первый взгляд, игру словами («Сперва дело, потом удовольствие, как говорил король Ричард Третий, когда заколол другого короля в Тауэре»).

Хорошо себе представляющий, что такое мир и каково «поиграть в чехарду с его напастями», Уэллер ни на минуту не утрачивает жизнелюбия, которым проникнут весь роман. Его герои превыше всего дорожат собственным пониманием правды, которое остается необманчивым, вопреки всему их простодушию и комической нелепости, часто отличающей их поведение. В этом отношении персонажи приобретают статус героев, выразивших самые сокровенные мысли Диккенса о сущности и призвании человека, а конечный эффект произведения наиболее точно перелают слова Честертона, сказавшего, что «Диккенс вошел в Пиквикский клуб, чтобы посмеяться, и остаться там молиться», плененный собственной необыкновенной сказкой, «где побеждает не младший из братьев, а старший из дядюшек».

Инсценировки романа пользовались популярностью на русской сцене: спектакли МХАТа (1934 г., режиссер В.Я. Станицын), БДТ (1975 г., постановка Г.А. Товстоногова).

В предисловии к первому изданию «Посмертных Записок Пиквикского Клуба» было указано, что их цель – показать занимательных героев и занимательные приключения; что в ту пору автор и не пытался развить замысловатый сюжет и даже не считал это осуществимым, так как «Записки» должны были выходить отдельными выпусками, и что по мере продвижения работы он постепенно отказался от самой фабулы Клуба, ибо она явилась помехой. Что касается одного из этих пунктов, то впоследствии опыт и работа кое-чему меня научили и теперь, пожалуй, я предпочел бы, чтобы эти главы были связаны между собой более крепкой нитью, однако они таковы, какими были задуманы.

Мне известны различные версии возникновения этих Пиквикских Записок, и для меня, во всяком случае, они отличались прелестью, полной неожиданности. Появление время от времени подобных домыслов дало мне возможность заключить, что мои читатели интересуются этим вопросом, а потому я хочу рассказать о том, как родились эти Записки.

Был я молод – мне было двадцать два – двадцать три года, – когда мистеры Чепмен и Холл, обратив внимание на кое-какие произведения, которые я помещал тогда в газете «Морнинг Кроникл» или писал для «Олд Монсли Мегезин» (позже была издана серия их в двух томах с иллюстрациями мистера Джорджа Круктенка), явились ко мне с предложением написать какое-нибудь сочинение, которое можно издать отдельными выпусками ценой в шиллинг – в то время я, да, вероятно, и другие знали о таких выпусках лишь по смутным воспоминаниям о каких-то нескончаемых романах, издаваемых в такой форме и распространяемых странствующими торговцами по всей стране, – помню, над иными из них я проливал слезы в годы моего ученичества в школе Жизни.

Когда я распахнул свою дверь в Фарнивел-Инн перед компаньоном, представителем фирмы, я признал в нем того самого человека, – его я никогда не видел ни до, ни после этого, – из чьих рук купил два-три года назад первый номер Мегезина, в котором со всем великолепием было напечатано первое мое вдохновенное произведение из «Очерков» под заглавием «Мистер Миннс и его кузен»; однажды вечером, крадучись и дрожа, я со страхом опустил его в темный ящик для писем в темной конторе в конце темного двора на Флит-стрит. По сему случаю я отправился в Вестминстер-Холл и зашел туда на полчаса, ибо глаза мои так затуманились от счастья и гордости, что не могли выносить вид улицы, да и нельзя было показываться на ней в таком состоянии. Я рассказал моему посетителю об этом совпадении, которое показалось нам обоим счастливым предзнаменованием, после чего мы приступили к делу.

Сделанное мне предложение заключалось в том, чтобы я ежемесячно писал нечто такое, что должно явиться связующим звеном для гравюр, которые создаст мистер Сеймур, и то ли у этого превосходного художника-юмориста, то ли у моего посетителя возникла идея, будто наилучшим способом для подачи этих гравюр явится «Клуб Нимрода», члены которого должны охотиться, удить рыбу и всегда при этом попадать в затруднительное положение из-за отсутствия сноровки. Подумав, я возразил, что хотя я родился и рос в провинции, но отнюдь не склонен выдавать себя за великого спортсмена, если не считать области передвижения во всех видах что идея эта отнюдь не нова и была не раз уже использована; что было бы гораздо лучше, если бы гравюры естественно возникали из текста, и что мне хотелось бы идти своим собственным путем с большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни, и я боюсь, что в конце концов я так и поступлю, независимо от того, какой путь изберу для себя, приступая к делу. С моим мнением согласились, я задумал мистера Пиквика и написал текст для первого выпуска, а мистер Сеймур, пользуясь гранками, нарисовал заседание Клуба и удачный портрет его основателя – сей последний был создан по указаниям мистера Эдуарда Чепмена, описавшего костюм и внешний вид реального лица, хорошо ему знакомого. Памятуя о первоначальном замысле, я связал мистера Пиквика с Клубом, а мистера Уинкля ввел специально для мистера Сеймура. Мы начали с выпусков в двадцать четыре страницы вместо тридцати двух и с четырех иллюстраций вместо двух. Внезапная, поразившая нас смерть мистера Сеймура, – до выхода из печати второго выпуска, – привела к незамедлительному решению вопроса, уже назревавшего: выпуск был издан в тридцать две страницы только с двумя иллюстрациями, и такой порядок сохранился до самого конца.

С большой неохотой я вынужден коснуться туманных и бессвязных утверждений, сделанных якобы в интересах мистера Сеймура, будто он принимал какое-то участие в замысле этой книги или каких-то ее частей, о чем не указано с надлежащей определенностью в предшествующих строках. Из уважения к памяти брата-художника и из уважения к самому себе я ограничусь здесь перечислением следующих фактов:

Мистер Сеймур не создавал и не предлагал ни одного эпизода, ни одной фразы и ни единого слова, которые можно найти в этой книге. Мистер Сеймур скончался, когда были опубликованы только двадцать четыре страницы этой книги, а последующие сорок восемь еще не были написаны. Никогда я не видел почерка мистера Сеймура. И только один раз в жизни я видел самого мистера Сеймура, а было это за день до его смерти, и тогда он не делал никаких предложений. Видел я его в присутствии двух человек, ныне здравствующих, которым прекрасно известны все эти факты, и их письменное свидетельство находится у меня. И, наконец, мистер Эдуард Чепмен (оставшийся в живых компаньон фирмы Чепмен и Холл) изложил в письменной форме, из предосторожности, то, что ему лично известно о происхождении и создании этой книги, о чудовищности упомянутых необоснованных утверждений и о явной невозможности (детально проверенной) какого бы то ни было их правдоподобия. Следуя принятому мною решению быть снисходительным, я не буду цитировать сообщение мистера Эдуарда Чепмена о том, как отнесся его компаньон, ныне покойный, к упомянутым претензиям.

«Боз», мой псевдоним в «Морнинг Кроникл» и в «Олд Монсли Мегезин», появившийся и на обложке ежемесячных выпусков этой книги и впоследствии еще долго остававшийся за мной, – прозвище моего любимого младшего брата, которого я окрестил «Мозес» в честь векфилдского священника; это имя в шутку произносили в нос, оно превратилось в Бозес и уменьшительно – в Боз. Это было словечко из домашнего обихода, хорошо знакомое мне задолго до того, как я стал писателем, и потому-то я выбрал его для себя.

О мистере Пиквике говорили, что, по мере того как развертывались события, в характере его произошла решительная перемена и что он стал добрее и разумнее. По моему мнению, такая перемена не покажется моим читателям надуманной или неестественной, если они вспомнят, что в реальной жизни особенности и странности человека, в котором есть что-то чудаковатое, обычно производят на нас впечатление поначалу, и, только познакомившись с ним ближе, мы начинаем видеть глубже этих поверхностных черт и узнавать лучшую его сторону.

Если найдутся такие благонамеренные люди, которые не замечают разницы (а иные ее не заметили, когда только что появились в печати «Пуритане» между религией и ханжеством, между благочестием истинным и притворным, между смиренным почитанием великих истин Писания и оскорбительным внедрением буквы Писания – но не духа его – в самые банальные разногласия и в самые пошлые житейские дела, – пусть эти люди уразумеют, что в настоящей книге сатира направлена всегда против последнего явления и никогда против первого. Далее: в этой книге последнее явление изображено в сатирическом виде, как несовместимое с первым (что подтверждает опыт), не поддающееся слиянию с ним, как самая губительная и зловредная ложь, хорошо знакомая в человеческом обществе, – где бы ни находилась в настоящее время ее штаб-квартира – в Экстер-Холле , или в Эбенезер Чепл , или в обоих этих местах. Пожалуй, лишнее продолжать рассуждения на эту тему, столь самоочевидную, но всегда уместно протестовать против грубой фамильярности со священными понятиями, о которых глаголят уста и молчит сердце, или против смешения христиан с любой категорией людей, которые, по словам Свифта, религиозны ровно настолько, чтобы ненавидеть, и недостаточно для того, чтобы любить друг друга.

«Посме́ртные запи́ски Пи́квикского клу́ба» - первый роман английского писателя Чарльза Диккенса , впервые выпущенный издательством «Чепмен и Холл» в - 1837 годах . Вместо того чтобы по предложению издателя Уильяма Холла писать сопроводительный текст к серии картинок художника-иллюстратора Роберта Сеймура , Диккенс создал роман о клубе путешествующих по Англии и наблюдающих «человеческую природу». Такой замысел позволил писателю изобразить в своём произведении нравы старой Англии и многообразие (темпераментов) в традиции Бена Джонсона .

Энциклопедичный YouTube

1 / 5

✪ Диккенс Чарльз "Пиквикский клуб" (АУДИОКНИГИ ОНЛАЙН) Слушать

✪ "Записки Пиквикского клуба" 1972 г.

✪ Много книг: Гюго, Диккенс, Хемингуэй и другие. Финал месяца классики.

✪ Диккенс Чарлз - Пиквикский клуб

Субтитры

Герои

Главные герои

Сэмюэл Пиквик

Образ нахального молодого человека, прислуживающего в гостинице и отпускающего подобные шуточки, уже возникал в одном из очерков Боза - «Дуэль в Грейт-Уинглбери»: это словоохотливый коридорный, которому тоже была свойственна привычка ссылаться на кого-то, кто якобы произносил повторяемые им слова, например: «Здесь и правда довольно тепло, как сказал мальчишка, свалившийся в камин» .

Вводя в круг действующих лиц Сэма Уэллера, Диккенс на первых порах лишь варьировал один из созданных им прежде образов, но затем он с блеском использовал заложенные в нём возможности, и из второстепенного персонажа Сэм Уэллер превратился в одного из главных героев.

Вполне объяснима та прочная дружба, которая устанавливается между Сэмом и Пиквиком. Их сближают честность и нежелание подчиняться несправедливости. И когда Сэм добровольно разделяет с Пиквиком заключение в тюрьме, то делает он не из-за желания угодить хозяину, а потому, что он понимает хозяина и сочувствует ему.

Из последней главы мы узнаём, что Сэм женился на Мэри, которая стала экономкой мистера Пиквика. «Судя по тому, что у калитки сада постоянно вертятся два толстых мальчугана, можно предположить, что Сэм обзавёлся семьей», - пишет Диккенс.

«Уэллеризмы »

Широкую популярность приобрели так называемые «уэллеризмы» - юмористические изречения Сэма Уэллера «на случай», по большей части им изобретённые, но приводимые обычно с ссылкой на какой-нибудь анекдотический «источник» . Некоторые высказывания являются примерами чёрного юмора .

Примеры «уэллеризмов»:

• Какого дьявола вам от меня нужно? - как сказал человек, когда ему явилось привидение.
• Ничто так не освежает, как сон, сэр, как сказала служанка, собираясь выпить полную рюмку опия.
• Ну-с, джентльмены, милости просим, как сказали, примкнув штыки, англичане французам.
• Теперь у нас вид приятный и аккуратный, как сказал отец, отрубив голову своему сынишке, чтобы излечить его от косоглазия.
• Это уж я называю прибавлять к обиде оскорбление, как сказал попугай, когда его не только увезли из родной страны, но заставили ещё потом говорить по-английски.
• Дело сделано, и его не исправить, и это единственное утешение, как говорят в Турции, когда отрубят голову не тому, кому следует.
• Выкладывай, да поживей, как сказал отец сыну, когда тот проглотил фартинг.
• Стоит ли столько мучиться, чтобы узнать так мало, как сказал приютский мальчик, дойдя до конца азбуки. (Изречение Уэллера-старшего)

Альфред Джингль

В пятьдесят третьей главе Диккенс рассказывает нам о том, что Пиквик выкупил из флитской тюрьмы и Джингля, и его слугу и обеспечил их средствами на эмиграцию в Вест-Индию .

Второстепенные герои

• Тони Уэллер (англ. Tony Weller ) - отец Сэма Уэллера.
• Джоб Троттер (англ. Job Trotter ) - слуга Альфреда Джингля, отличавшийся тем, что мог «пустить слезу» тогда, когда хотел убедить кого-то в своей искренности.
• Мистер Уордл (англ. Mr. Wardle ) - владелец фермы в местечке Дингли-Делл, друг Пиквика.
• Джо (англ. Joe ) - слуга мистера Уордла, «жирный парень», который потреблял большое количество пищи и постоянно засыпал в любой ситуации в любое время дня; проблема сна Джо - происхождение медицинского термина «Синдром Пиквика ».
• Рэйчел Уордл (англ. Rachael Wardle ) - сестра мистера Уордла, которая пыталась тайно сбежать с мистером Джинглем.
• Эмили Уордл (англ. Emily Wardle ) - одна из дочерей мистера Уордла, впоследствии вышедшая замуж за Снодграсса.
• Арабелла Эллен (англ. Arabella Allen ) - подруга Эмили, впоследствии вышедшая замуж за Уинкля.
• Мэри (англ. Mary ) - «хорошенькая служанка» Арабеллы Эллен, которая впоследствии вышла замуж за Сэма Уэллера.
• Бен (Бенджемин) Эллен (англ. Benjamin Allen ) - брат Арабеллы, студент-медик.
• Боб Сойер (англ. Bob Sawyer ) - друг и сокурсник Бена Эллена.
• Мистер Перкер (англ. Mr. Perker ) - поверенный мистера Пиквика.
• Миссис Бардл (англ. Mrs. Bardell ) - вдова, хозяйка дома, где жил Пиквик, затеявшая против него процесс о нарушении брачного обещания.

Создание романа

Судя по письмам Диккенса, он с самого начала знал, что пишет произведение выдающееся. «Наконец-то я принялся за Пиквика, которому суждено будет предстать перед читателями во всем величии и блеске своей славы» ,- писал он своим издателям за день до окончания первой главы .

Начало работы

История создания романа начинается с 10 февраля 1836 года: в этот день к Чарльзу Диккенсу пришёл издатель Уильям Холл с предложением о работе. Замысел был прост: Диккенсу надо было вести рассказ о похождениях смешных джентльменов, изображённых на картинках Роберта Сеймура; при этом сложность состояла в необходимости следовать за художником, считаться с его замыслом. Друзья Чарльза - писатели Уильям Эйнсворт , Эдвард Бульвер-Литтон , Дуглас Джеролд - отговаривали Диккенса от этой работы, доказывая, что она не только не поможет его движению вперёд, но и отбросит его назад, ниже того уровня, которого он уже достиг как журналист . Да и сам Диккенс, начиная писать текст, не представлял достаточно чётко окончательных результатов своего содружества с Сеймуром.

В предисловии к изданию 1847 года Диккенс написал о начале работы над «Записками» следующее:

Сделанное мне предложение заключалось в том, чтобы я ежемесячно писал нечто такое, что должно явиться связующим звеном для гравюр, которые создаст мистер Сеймур (Р. Сеймур сделал только семь гравюр, две гравюры - Р. У. Басс, которые не переиздавались, остальные - X.Н. «Физ» Браун . (Прим. переводчика.)) , и то ли у этого превосходного художника-юмориста, то ли у моего посетителя возникла идея, будто наилучшим способом для подачи этих гравюр явится «Клуб Нимрода», члены которого должны охотиться, удить рыбу и всегда при этом попадать в затруднительное положение из-за отсутствия сноровки. Подумав, я возразил, что хотя я родился и рос в провинции, но отнюдь не склонен выдавать себя за великого спортсмена, если не считать области передвижения во всех видах, что идея эта отнюдь не нова и была не раз уже использована; что было бы гораздо лучше, если бы гравюры естественно возникали из текста, и что мне хотелось бы идти своим собственным путём с большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни, и я боюсь, что в конце концов я так и поступлю, независимо от того, какой путь изберу для себя, приступая к делу. С моим мнением согласились, я задумал мистера Пиквика и написал текст для первого выпуска, а мистер Сеймур, пользуясь гранками, нарисовал заседание Клуба и удачный портрет его основателя - сей последний был создан по указаниям мистера Эдуарда Чепмена, описавшего костюм и внешний вид реального лица, хорошо ему знакомого. Памятуя о первоначальном замысле, я связал мистера Пиквика с Клубом, а мистера Уинкля ввел специально для мистера Сеймура.

Формат издания поменялся в связи с самоубийством художника, Диккенс пишет об этом:

Мы начали с выпусков в двадцать четыре страницы вместо тридцати двух и с четырёх иллюстраций вместо двух. Внезапная, поразившая нас смерть мистера Сеймура, - до выхода из печати второго выпуска, - привела к незамедлительному решению вопроса, уже назревавшего: выпуск был издан в тридцать две страницы только с двумя иллюстрациями, и такой порядок сохранился до самого конца.

После самоубийства Сеймура писатель стал сам вести переговоры с несколькими ху­дожниками об иллюстрировании «Пиквикского клуба», и в том числе с Уильямом Теккереем - буду­щим автором «Ярмарки тщеславия» . Но его рисунки не понравились Диккенсу. Выбор пал на самого молодого пре­тендента - Хэблота Брауна, который, начиная с этого вре­мени, на протяжении двадцати с лишним лет под псевдо­нимом «Физ» иллюстрировал многие романы Диккенса. Роли переменились: теперь уже художник во всём следо­вал за писателем, прекрасно передавая общую атмосферу возникающей под пером Диккенса комической эпопеи и своеобразие созданных им персонажей . Но четвёртый выпуск, который был иллюстрирован Физом, так же не пользовался интересом читателей, как и первые три.

Использование тем и сюжетов прежних очерков

Во второй главе, рассказывая о том, как по вине Джингля мистер Уинкль был втянут в дуэль, Диккенс в несколько изменённом виде повторяет мотивы вошедшего в «Очерки Боза» рассказа «Дуэль в Грейт-Уинглбери». Третья глава включает «Рассказ странствующего актера». В шестую гла­ву «Записок» он включает историю «Возвращение каторж­ника», непосредственно перекликающуюся с написанным им ранее рассказом «Чёрная вуаль». И в том и в другом слу­чае речь идет о самоотверженной любви матери к сыну, который становится преступником. В эту же главу вошло написанное Диккенсом ранее стихотворение «Зелёный плющ». Органической связи со всеми остальными эпизо­дами эти вставные элементы не имеют, но и не противоре­чат принципу фрагментарности, лежащему в основе на­чальных глав «Записок Пиквикского клуба». В ряде случаев Диккенс использовал уже имевшиеся у него мате­риалы из-за нехватки времени: сроки окончания очередной серии приближались с неотвратимой быстротой .

Приход популярности

В июле 1836 года вышел пятый выпуск «Записок», содержащий главы 12 - 14, в котором появляется находчивый слуга Сэм Уэллер и город Итенсуилл с его бурной политической жизнью. Это выпуск прославил Диккенса и сделал популярным издание «Посмертных записок Пиквикского клуба». Успех пятого выпуска принято объяснять тем, что в нём появился Сэм Уэллер. И правда, в его лице Дон Кихот - Пиквик обрел своего Санчо .

История литературы не знает ничего подобного фурору, вызванному «Пиквиком». Те, кому он не слишком понравился, называли всеобщий энтузиазм «бозоманией». Появились «пиквикские» шляпы, пальто, трости, сигары . Собак и кошек называли «Сэм», «Джингль», «Бардл», «Троттер»; люди получали прозвища «Тапмен», «Уинкль», «Снодграсс» и «Стиггинс» . «Жирный парень» вошёл в словарь английского языка .

Принцип серийного издания

Исследователи творчества Диккенса обращали внимание на журналистскую природу «Записок», их связь с текущи­ми событиями «сегодняшнего дня», которая проявляется и в том, что Диккенс приурочивал описываемые им проис­шествия и занятия пиквикистов к определённым временам года, к датам календаря: в июньском выпуске содержится описание игры в крикет , в октябрьском речь идёт об охоте, в февральском Уинкль демонстрирует своё «мастерство» катания на коньках, а в январском рассказывается о празд­новании Рождества . Открывая выпуск в сентябре, читатель узнаёт, что происходило с героями в августе, а в марте - о том, что они делали в феврале. Это создавало особую ат­мосферу общения с читателями: писатель как бы жил с ними общей жизнью, отвечал на их запросы и доверительно знакомил с тем, что лишь недавно произошло с героями, чья судьба ему известна, и он спешил познакомить с ни­ми своих читателей.

Создавая «Записки Пиквикского клуба», Диккенс формировал и завоёвывал читательскую аудиторию.

Первая публикация

Роман выходил почти полтора года. Было выпущено 19 номеров, в одном выпуске обычно печатались три главы. Последний выпуск был двойным и стоил два шиллинга . В мае 1837 года Диккенс был в трауре по случаю смерти его невестки Мэри Хогарт, поэтому в этом месяце номер не выходил.

• I - Март 1836 года (главы 1 - 2);
• II - Апрель 1836 года (главы 3 - 5);
• III - Май 1836 года (главы 6 - 8);
• IV - Июнь 1836 года (главы 9 - 11);
• V - Июль 1836 года (главы 12 - 14);
• VI - Август 1836 года (главы 15 - 17);
• VII - Сентябрь 1836 года (главы 18 - 20);
• VIII - Октябрь 1836 года (главы 21 - 23);
• IX - Ноябрь 1836 года (главы 24 - 26);
• X - Декабрь 1836 года (главы 27 - 28);
• XI - Январь 1837 года (главы 29 - 31);
• XII - Февраль 1837 года (главы 32 - 33);
• XIII - Март 1837 года (главы 34 - 36);
• XIV - Апрель 1837 года (главы 37 - 39);
• XV - Июнь 1837 года (главы 40 - 42);
• XVI - Июль 1837 года (главы 43 - 45);
• XVII - Август 1837 года (главы 46 - 48);
• XVIII - Сентябрь 1837 года (главы 49 - 51);
• XIX-XX - Октябрь 1837 года (главы 52 - 57).

Переводы на русский язык

Первый русский перевод был опубликован в 1840 году в «Библиотеке для чтения» под заглавием «Записки бывшего Пиквикского клуба» .

В 1850 г. в типографии Глазунова книга вышла в переводе Иринарха Введенского под заглавием «Замогильныя записки Пикквикскаго клуба». В своей книге «Высокое искусство» К. И. Чуковский отзывался о нем так: «Хотя в его переводе немало отсебятин и промахов, все же его перевод гораздо точнее, чем ланновский, уже потому, что в нем передано самое главное: юмор. Введенский был и сам юмористом… „Пиквик“ Иринарха Введенского весь звучит отголосками Гоголя » .

С 1933 г., за вышеупомянутым единственным исключением, все издания «Записок Пиквикского клуба» выходят в переводе Кривцовой и Ланна. Шпета указывали в качестве сопереводчика в изданиях 1933, 1934 и 1935 гг.; но после того как в 1935 г. Шпет был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности, его перестали упоминать как участника перевода.

"The Posthumous Papers of the Pickwick Club" Диккенса вышли в 1836 г., и уже в 1840 г. в журнале "Библиотека для чтения" вышел первый перевод "Записки бывшего Пиквикского клуба".

Еще через 10 лет, в 1850 г., они были опубликованы в переводе Иринарха Введенского под названием "Замогильные записки Пикквикского клуба", и на протяжении 80 лет этот перевод считался классическим (переиздавался в 1871, 1875, 1884, 1891, 1898 гг.).

Цитирования "Высокого искусства" Чуковского тут не избежать, простите: «Хотя в его переводе немало отсебятин и промахов... в нем передано самое главное: юмор. Введенский был и сам юмористом... „Пиквик“ Иринарха Введенского весь звучит отголосками Гоголя». Промахов действительно было немало: точность перевода Введенского не заботила, вместо непонятных фраз он дописывал собственные предложения, а часто произвольно вставлял их и просто так (за примерами - к тому же Чуковскому, нельзя ж его тут бесконечно цитировать). В защиту Введенского, детали скоро забываются, и от перевода остаются в целом хорошие впечатления.

В 1894 г. в типографии Суворина вышел неподписанный "новый перевод" с тем же названием, без особых художественных достоинств. Он не заслуживал бы упоминания, если бы не последующие события.

В советское время за перевод взялся Густав Шпет. К делу он отнесся серьезно, досконально изучив исторический и географический контекст, однако перевод его, как вспоминает М.К.Поливанов в "Очерке биографии Г.Г.Шпета", не был принят, ему предпочли альтернативный перевод Кривцовой и Ланна.

Тем не менее, сокращенный перевод Шпета все же был опубликован , причем на год раньше Кривцовой-Ланна, в 1932 г. Как признаются в самой книге, за основу был взят именно безымянный перевод 1894 г. (чем вызван такой финт, не объясняется), который пришлось сильно отредактировать. Перевод был подписан как "под редакцией А.Г. и Г.Ш.", и если Густав Шпет расшифрован, то относительно А.Г. остаются две версии: Аркадий Горнфельд или Александр Габричевский. Если сравнивать, этот перевод больше всего походит на сокращенный и неотредактированный перевод Кривцовой и Ланна, читать его не рекомендую.

С тех пор сокращенный перевод Шпета был переиздан лишь однажды, в 2000 г. в издательстве "Независимая газета", где, во-первых, он подвергся дополнительной редактуре Тюнькиной, во-вторых, издательство опрометчиво назвала вторым переводчиком Аркадия Горнфельда - не объясняя свой выбор.

Тут я обязан рекомендовать отличную получасовую лекцию azangru "Как не надо переиздавать переводы Диккенса", где подробно, со сканами, он эти переводы разбирает и сравнивает.

Наработки Шпета пригодились, и в 1933 г. вышли "Посмертные записки Пиквикского клуба" в переводе Кривцовой и Ланна при участии и с комментарием Шпета (обширные изыскания Шпета вышли отдельным томом комментариев). Хотя Чуковский и Нора Галь, как знают все, кто хоть как-то интересовался принципами перевода, прошлись по нему паровым катком и по сравнению с Введенским перевод действительно суховат - на мой вкус, все же добротный перевод, а не ужас-ужас.

С 1933 г. - за единственным вышеупомянутым исключением - "Посмертные записки" выходили только в переводе Кривцовой и Ланна при участии Шпета. Именно так перевод был подписан в переизданиях 1934 г. и 1935 г. , однако в 1935 г. Шпет был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности, и начиная с 1936 г. его перестали указывать как сопереводчика. Поскольку современные издательства привыкли работать методом copy-paste, Шпета как участника перевода Кривцовой и Ланна не упоминают и по сей день.

В интернете перевода Шпета не было, а перевод Введенского был выложен только в старой орфографии (не считая одного варианта, наспех переведенного в новую орфографию на малоизвестном сайте, в сетевые библиотеки он не попал).

Теперь "Посмертные записки Пиквикского клуба" все же можно прочитать и в этих переводах:
- в сокращенном переводе Шпета - http://proxy.flibusta.net/b/417758
- в переводе Введенского в современной орфографии, с дополнительной корректурой и незначительной осовременивающей редактурой -